В июле 2019 года профессор Николай Георгиевич Шавга был награжден орденом Gloria Muncii за плодотворную научную деятельность, выдающиеся заслуги и успешную работу. Он был одним из основоположников таких направлений молдавской медицины, как детская ортопедия, травматология и вертебрология. Несмотря на солидный возраст, Николай Георгиевич по-прежнему бодр, активен, продолжает выполнять уникальные операции и неустанно учится новому.
Николай Георгиевич, вы с детства мечтали стать врачом?
Отнюдь. В медицину я попал совершенно случайно. После школы планировал поступать на механизатора в сельскохозяйственный, для чего приехал в Кишинев вместе с товарищем… Но мы испугались огромного конкурса – 30 человек на место – и решили отправиться в Тирасполь, чтобы попытать счастья в педагогическом. По дороге на вокзал встретили одноклассницу, которая как раз и мечтала стать доктором. Именно она убедила нас за компанию сдать документы. Самое интересное, что из всех троих в «мед» приняли только меня – мои друзья провалили вступительные экзамены.
Почему выбор пал на педиатрический факультет?
В те годы учиться на детских врачей шли в основном девушки, и приемная комиссия всячески убеждала юношей выбирать именно это направление. Вот я и поддался.
Было ли сложно учиться?
Очень. В первую очередь мне пришлось столкнуться с языковой проблемой. Как сельский житель, я знал хорошо только молдавский, едва владея русским языком. А в то время все лекции велись исключительно на нем… Особенно трудно давались гуманитарные науки, которых на первых курсах было множество:
история компартии, политинформация, политэкономия… Их я с трудом выносил.
А какой предмет был любимым?
Что касается профильных дисциплин, то мне нравились абсолютно все. На пятом курсе особенно увлекся детской хирургией, а на шестом, в субординатуре, выбрал специализацию по костному туберкулезу. Моим первым местом работы стал детский туберкулезный санаторий, расположенный за Каменкой, – там проходили лечение около ста детей. Однако долго задержаться в нем не пришлось.
Почему?
Спустя три месяца за мной приехал главврач района. Это была вынужденная мера: в 60-е годы в сельской местности катастрофически не хватало медицинского персонала – в некоторых больницах врачи не были в отпусках по пять лет и более. Так я стал настоящим деревенским доктором (единственным на семь сел с населением около 15 тысяч человек). Мне приходилось принимать роды, лечить от травм, инфекций и прочих патологий. В таком бешенном ритме я прожил год.
Затем я был вызван в Кишинев к тогдашнему министру здравоохранения Николаю Тестемицану. Он назначил меня главврачом Катериновской туберкулезной больницы Рыбницкого района, которая считалась объектом республиканского значения и находилась еще в процессе строительства. Туда были вложены огромные суммы, и необходимо было довести все работы до ума. То есть, по сути, мне предстояло заняться не лечебной деятельностью, а административной. И фактически возглавить стройку. Взамен пообещали, что, если я успешно справлюсь, то буду направлен на дальнейшую учебу.
Как быстро вы реализовали поставленные задачи?
Спустя год, в 1965, я был зачислен в клиническую ординатуру на кафедру детской хирургии, которую возглавляла профессор Георгиу. Она воспитала целую плеяду знаменитых детских хирургов современности, ведь Наталья Константиновна была не только гениальным врачом, но и выдающимся педагогом. Учеба и работа рядом с ней поистине вдохновляли. Именно она настояла на том, чтобы я занялся научной деятельностью и поступил в аспирантуру. В 1967 году я стал аспирантом. Было сложно, но очень интересно. Я оперировал огромное количество детей в возрасте от нуля до 18 лет, благодаря чему уже через три года собралось достаточно материала для написания и защиты кандидатской диссертации на тему «Диагностический пневмоперитонеум у детей».
Поясните, пожалуйста, нашим читателям, что такое «пневмоперитонеум»?
Это манипуляция, предусматривающая введение в брюшную полость газа для создания разности рентгенологического контраста, что значительно увеличивало диагностические возможности.
То есть, по тем временам в своей практике вы использовали новейшие, я бы даже сказала, революционные методы диагностики и хирургического лечения?
Да, в то время прогресс в детской хирургии шел семимильными шагами. Я был одним из членов молодой команды врачей, которая параллельно с освоением развивала эту область медицины. Те операции, которые еще 10 лет назад казались немыслимыми, на наших глазах становились рутинными. Столь быстрые темпы диктовали необходимость изменений в структуре Республиканского центра детской хирургии, и профессор Георгиу, как его руководитель, возложила на меня обязанности по организации и становлению детской ортопедо-травматологической службы как в самом центре, так и в республике в целом. Так я стал первым детским ортопедом-травматологом Министерства Здравоохранения.
С какими трудностями вам при этом пришлось столкнуться?
Со всеми возможными (улыбается). Ведь быть первопроходцем всегда непросто. Мне и команде молодых врачей, которым предстояло работать под моим началом, приходилось самостоятельно осваивать эту новую специальность. Мы ездили на учебу в Москву, Ленинград, Харьков, а затем передавали полученные знания своим молдавским коллегам; выполняли сложнейшие по тем временам операции; открыли специализированный детский травмпункт в Кишиневе (чего до сих пор в нашей республике не было). Условия жизни основной части нашего населения, к сожалению, способствовали высокому травматизму детей.
Настоящим бичом были ожоги. В сельской местности, где присмотр за крохами оставлял желать лучшего, малыши часто падали с печек на плиту, хватали раскаленную посуду, выливали на себя кипяток. В отделении постоянно были больные с термическими поражениями кистей, которые чаще всего заканчивались деформацией конечностей, что неминуемо вело к инвалидности. Именно поэтому я и занялся научной работой по разработке методов реабилитации таких пациентов, и в 1989 году защитил в Москве докторскую диссертацию на тему «Комплексное лечение последствий ожога кисти у детей».
Насколько я знаю, примерно в это же время вы стали осваивать новое направление – вертебрологию. Что вас подтолкнуло?
На самом деле, факторов было несколько. Это и постоянная жажда знаний, и то, что позвоночник – самый сложный элемент скелета. Мне хотелось научиться
лечить детей с самыми серьезными патологиями опорно-двигательного аппарата! Свою роль сыграл и тот факт, что я сам стал из-за травмы пациентом своих московских коллег-вертебрологов.
Ужас какой… А как вы ее получили?
В открытии Центра матери и ребенка, где мы с вами сейчас находимся, врачи принимали самое непосредственное участие (улыбается). Мы убирали строительный мусор, разгружали и расставляли мебель. Вот при подъеме какого-то груза у меня и возникли серьезные проблемы с позвоночником, на пять лет выбившие из активной жизни. Несмотря на то, что за это время перенес три сложнейшие операции (две в Москве, а третью, поставившую меня на ноги, в Кишиневе), я продолжал заниматься научной и лечебной работой – параллельно с реабилитацией.
Вам выпало очень серьезное испытание… Многие бы сломались.
Вы знаете, на самом деле я благодарен судьбе за этот опыт. Он позволил мне оказаться по ту сторону баррикады и самостоятельно ощутить все трудности, с которыми сталкивались мои пациенты. Теперь я понимаю их гораздо лучше.
А как вы освоили новую специальность?
Я прошел специальную подготовку в Москве и Ленинграде, где главным образом занимался проблемами деформаций позвоночника у детей и подростков, и стал одним из основоположников хирургии позвоночника в Молдове. Долгие годы нам удавалось не только удерживать ее на мировом уровне, но и развивать. На сегодняшний день я являюсь обладателем восьми авторских свидетельств на изобретения в области
хирургии позвоночника, автором свыше 150 научных работ и одной монографии.
Расскажите, пожалуйста, как вы познакомились с женой?
Благодаря своим друзьям. Мой университетский товарищ Иван Думитраш (председатель Красного креста в Молдове) женился на замечательной девушке из Флорешт. У нее была очень хорошая подруга, и ребята решили меня с ней познакомить. Честно признаться, я сопротивлялся, потому что женитьба в мои планы совершенно не входила – я видел себя исключительно в работе и учебе. Но однажды мы с сестрой летели из Каменки в Кишинев (в те годы в нашей стране была очень развита внутренняя авиация), и во Флорештах самолет сел, чтобы добрать еще пассажиров.
И тут на борт поднялась она… Я сразу догадался, что это именно та девушка, которую мне активно сватали, и она тоже меня узнала. Но знакомства в тот раз не вышло: моя будущая жена решила, что моя сестра – это моя девушка. Да и я, помню, не проявил инициативы. Но та встреча все равно стала решающей. Я тогда понял, что она – именно та, что должна стать моей супругой. В 1965 году мы поженились.
У вас был очень насыщенный график работы и учебы. Не тяжело ли было совмещать их с семейной жизнью?
Нет, мне очень повезло с женой. К сожалению, ее уже три года нет с нами, и я до сих пор не могу смириться с этой потерей. Я был очень счастливым человеком: мы прожили более 50 лет душа в душу и даже внешне были очень похожи. Она во всем была мне опорой и поддержкой. Моя супруга, Алла Ильинична, была очень талантливым математиком; после окончания института ей предлагали поступить в аспирантуру, однако она отказалась от научной карьеры, сказав, что в семье достаточного одного ученого, а ее долг – поддерживать меня. Всю жизнь она проработала в школе учителем математики – ученики ее просто обожали, и она отвечала им взаимностью. Моя жена подарила мне двух чудесных и очень талантливых сыновей, которыми я по праву горжусь.
Старший, Николай, доктор медицинских наук, вертебролог, ортопед-травматолог, врач высшей категории, обладатель звания Om Emerit. Он служил в ВДВ, провел более трех тысяч сложнейших операций, является автором 15 изобретений в области медицины и более 150 научных работ по различным заболеваниям и повреждениям позвоночника; работал в Южном Судане практически в полевых условиях.
Младший, Илья – тоже врач и обладатель ученых степеней, но он защитил докторские диссертации в двух абсолютно противоположных областях науки. Его путь в медицине был более извилист. После окончания мединститута (специальность хирургия) он решил радикально изменить профессию. По моему совету он обратил внимание на сферу IT, которая в середине 90-х только зарождалась. Учеба на специальных курсах давалась ему очень легко, и спустя год он даже смог заменить преподавателя, уехавшего в Швецию на повышение квалификации. Еще через год туда же, за новыми знаниями, отправился уже мой сын. Там он познакомился с профессором из Германии, который пригласил его на учебу в свою страну. В Дрездене он поступил на докторантуру и спустя три года защитил докторскую диссертацию в сфере информационных технологий. У него бы могла сложиться блестящая карьера в мире программирования – он даже проработал год в одной из крупнейших немецких компаний… Но неожиданно сын решил вернуться в медицину.
Неужели обратно в хирургию?
Нет. Илья Николаевич справедливо посчитал, что за десять лет его «отсутствия» медицина ушла далеко вперед. Он пошел работать в один из крупнейших реабилитационных центров Германии, а затем поступил в Международную академию остеопатии в Бельгии. Сейчас он – доцент этого учебного заведения
и настоящий космополит, читает лекции в разных уголках мира, а живет поочередно в Германии и Египте.
Мне известно, что вы богатый дедушка: у вас семеро внуков! Хотели бы, чтобы кто-нибудь из них продолжил медицинскую династию?
Да, это было бы неплохо. У меня очень талантливые внуки. У Ильи двое мальчиков и две девочки (Илай, Юра, Алла и Лина), они очень хорошо учатся и увлекаются живописью, музыкой и танцами. У Николая три дочки: старшая, Ольга, живет в Санкт-Петербурге, она дизайнер модной одежды; средняя, Элина – призер международных конкурсов по фигурному катанию, а младшая, Таис – весьма способная танцовщица. К слову, Элина уже пошла по моим стопам. Она учится в Нидерландах на факультете Global Health.
Вам нередко приходится оперировать за одним столом с Николаем Николаевичем. Не мешает ли работе тот факт, что он не просто коллега, а ваш сын?
Не мешает, но заставляет лишний раз нервничать. Иногда мне кажется, что я бы выполнил некоторые манипуляции иначе, однако у него свой опыт и свой взгляд на проблему. Поэтому я осознаю, что наши точки зрения не могут постоянно совпадать.
Что вам бывает тяжелее всего объяснить своим пациентам?
Что далеко не все заболевания следует лечить медикаментозно. Хотим мы того или нет, но в обществе укрепилось убеждение, что пациент должен быть
зависимым от лекарств и определенного поведения, но это оправданно далеко не всегда. Организм, как я уже говорил, это совершенная система,
которая должна прекрасно функционировать самостоятельно, однако некоторые ее элементы могут выходить из строя, что непременно дезорганизует весь механизм. Известны способы, как восстановить его и устранить эти нарушения, но что для этого надо делать, объяснить бывает непросто.
Вы сейчас говорите о каком-то новом направлении в медицине?
Направление не новое – это кинезиология. Она известна с 60-х годов и берет свое начало из хиропрактики, остеопатии и других дисциплин. Во главу угла данная наука ставит устранение причины заболевания, а не подавление симптомов. С этой целью используются самые разнообразные методы как традиционной, так и нетрадиционной медицины. Известно, что каждый орган связан с определенной мышцей, и любое нарушение в организме проявляется изменением тонуса мышц, их болезненностью, изменением походки, посадки головы, нарушением статики и многого другого. Практика показала, что воздействуя на такие мышцы-триггеры, можно значительно улучшить состояние больного и во многом облегчить его страдания.
Ваши руки – ваш главный рабочий инструмент. Бережете ли вы их так, как делают другие хирурги?
Нет… Я люблю ухаживать за огородом и долгие годы с удовольствием занимался виноградниками – даже создал свой собственный сорт вина, который в шутку называл «профессорским». Для меня до сих пор лучшим отдыхом остается работа на земле.
Но ведь это очень утомительно… Как при вашей загруженности у вас хватает энергии на такой активный досуг?
Любая работа мне в радость. Я рос в обычной крестьянской семье, и, как истинно сельский человек, с детства люблю землю за ее плодородие и отзывчивость к людскому труду. Там, на природе, я черпаю новые силы и получаю полноценную психологическую перезагрузку.
Расскажите, пожалуйста, о вашем детстве и родителях.
Родился и до девяти лет жил в селе Карахасань района Штефан-Водэ. Отца своего, Георгия Трифоновича, не помню. В 1944 году по поручению главы села он уехал в Румынию, откуда ему не позволили вернуться и где спустя семь лет он и погиб. Мама, Евгения Яковлевна, осталась одна с четырьмя детьми. Каким-то чудом немцы, которые квартировали в нашем доме, перед отступлением подарили нам корову, спасшую мою семью от голода. В девятилетнем возрасте меня усыновила бездетная сестра отца, и я переехал жить в село Слободзея. Своих приемных родителей я очень ценил и уважал, но не считал их мамой и папой. Несмотря на эту вынужденную разлуку, я не потерял ни взаимопонимания, ни связи с родной матерью. Я всю жизнь ее очень любил… В зрелом возрасте она переехала жить в Кишинев и в 98 лет умерла на моих руках.
Вы любите читать?
Очень, но сейчас, в основном, читаю только специализированную медицинскую литературу.
В рамках данной рубрики я часто задаю вопрос о вере, спрошу и у вас. Вы верите в Бога?
Верю, причем искренне, но в церковь, по личным убеждениям, не хожу. И я вам больше скажу: среди хирургов и реаниматологов вы вряд ли встретите хотя бы одного стопроцентного атеиста. В операционных и реанимационных нередко происходят такие вещи, объяснить которые иначе, чем чудом или божьим промыслом, невозможно.
Благодарю вас за столь интересную беседу! И в заключение, пожалуйста, пожелайте что-нибудь нашим читателям.
Конечно же, здоровья! Помните, что здоровье надо не только беречь, но и заниматься его возвращением и не издеваться над собственным организмом.
Текст: Мария Брайлян
Фото: Артём Аппаратов
